– Пожалуй, да. Подростку-девственнику вполне хватит красивого плейбоевского клипа, и, если ему вдруг продемонстрировать физиологические подробности полового акта, да еще с извращениями, это может стать причиной существенной травмы, – каким бы раскованным не казалось общество самому себе в вопросах морали, романтизм возраста не приемлет уничижения идеала.

Ну а человек, для которого насилие и секс на экране являются видом допинга… Его психика постепенно привыкает ко все более извращенным и циничным эпизодам…

– Дрон, но ведь на Западе это дело настолько изучено и отработано, и фильмы они могут снять на любой вкус и заказ, и актеры так сыграть… Ну а гримеры… те вообще таких монстров делают – в кошмаре не увидишь!

– В том-то и дело, Ленка: сыграть! Зритель знает, что после съемок актеры смоют с себя красную краску, а «жертва» с «насильником» проглотят в баре по порции мартини, позлословят о режиссере и спокойненько разъедутся по домам…

– А тут все по-настоящему… Но ведь подобных психов не так много…

– Наверное, все-таки больше, чем мы можем себе представить… Какие-нибудь «клубы по интересам» в дальнем за-бугорье.

– Все равно. Продукция нелегальна – значит, закрытые просмотровые залы…

Очень дорого.

– Ты знаешь, маньяки свое сумасшествие болезнью часто и не считают. Или принимают ее за избранность. А за это люди готовы платить очень дорогую цену.

Часто – любую. К тому же, сумасшествие – болезнь заразная.

– Как это?

– Ну вот представь, какова будет реакция человека, узнавшего о том, что кого-то сбила машина?

– Жалко.

– А еще? Тайная, но естественная?

– Хорошо, что не меня.

– Точно. Каждый человек отличается от жука тем, что знает: он смертен.

– А ты уверен, что жук этого не знает?

– Не уверен, но предположим. Человек не знает точно о конечности земного своего пути и всю жизнь проводит под гнетом этого страха. Осознанного или скрытого.

– Брось ты. Многие живут так, словно собираются жить вечно.

– Каждый человек решает эту проблему сам. Одни – берут все от жизни, другие – ищут бессмертия души… А третьи нейтрализуют свой страх страхом смерти других.

– Это вроде Сталина или Гитлера?

– Вроде. Этакий перевертыш: «Чем больше людей отправлю на тот свет, тем меньше шансов попасть туда самому».

Кстати, сказка моя – не такая уж выдумка. С двенадцатого века в Западной Европе ведьм сжигали тысячами! В некоторых городах женщин истребили чуть ли не поголовно…

– И в первую очередь, наверное, красивых…

– Наверное… «Дьявольский соблазн» и все такое… Мы помолчали.

– Дрон, а, наверное, из тебя хороший бы проповедник вышел. Гуру.

– Не, я в академики подамся или в психоаналитики. Оно денежное.

– Так ты алчный!

– Еще бы. Но тщательно это скрываю.

– От самого себя тоже?

– А как же. Порок, о котором знаешь сам, уже не порок, а хобби.

Ленка вдруг замерла:

– Дрон! До меня только сейчас дошло!.. А что они с девушками потом делают?

Ведь убивают!

– Особнячковая шпана?

– Да.

– Думаю, нет.

– Почему? Ведь свидетели…

– Прежде всего, девчонки – товар, и дорогой. А деньги уничтожать они не станут, раз «бизнесмены».

– Куда же их девают? В проститутки?

– Вряд ли.

– Ну да! Девушка может-таки разговориться.

– Разговориться – тоже вряд ли. После такой «психиатрической обработки»…

Но сбежать с концами – может.

– Так куда же их девают? Я же помню, трое из особняка исчезли, их увезли.

– Думаю, их просто продали.

– Продали?

– Ну да. Граница-то рядом. И мотается туда ежедневно столько «челноков»…

– Но ведь паспорт нужен, еще какие-то документы…

– Если есть деньги – нет проблем.

– Но ведь на границе и милиция, и пограничники, и ка-гэбисты, или как они теперь называются. Риск большой – вдруг какая девчонка крик поднимет!

– Никакого риска. Вспомни свое состояние – «как кукла заводная». Все эти особнячковыс эксперименты направлены на главное: полностью лишить человека воли.

Страхом. Ну а для полной безопасности – легкий транквилизатор, – так можно целую группу вывезти без затей.

– Наверное, ты прав… Слушай, а я им зачем была нужна? Тоже для продажи?

Интересно, сколько бы за меня запросили?

– Продать, наверное, не продали бы, а вот поторговаться…

– Не понимаю…

– Ты приманка, «живец».

– И какую же рыбу на меня хотели поймать?

– Понятно, крупную.

– Володя?..

– Да.

– Они что, были так уверены в его чувствах ко мне? – Ленка усмехнулась:

– Мне, конечно, лестно, но я сама не знаю, вспомнит ли он обо мне вообще! Мужик он видный и небедный, а юг – место шебутное.

– Извини, но это даже не важно. На тот момент ты была его девушкой, и твоим похищением ему оказано неуважение… Больше – серьезное оскорбление! Цель – заставить его действовать, желательно – опрометчиво.

…Ну надо же, какой я умный и как все складно излагаю! Если бы эта же голова варила правильно, когда пляжный амбал на меня накатил… Хотя – условия были трудные: тяжелое похмелье, неясные перспективы, смертельная жара…

Можно добавить: тяжелое детство и деревянные игрушки… Короче: с кем не бывает!..

– Ты чего замолчал?

– Занимаюсь душевным самобичеванием.

– И как, больно?

– Нс-а. Как говаривал старина Маркс очень самоуверенно: «Ничто человеческое мне не чуждо». Я нашел для своей глупости смягчающие обстоятельства и объективные причины. И заключил, что во всем прав.

– Дрон, давай начистоту.

– Давай, – простодушно пожимаю плечами.

– Кто такой Володя?

– Крупный авторитет. Насколько крупный – я и сам не знаю.

– Авторитет в чем?

– Просто: авторитет.

Девушка опустила глаза, покраснела. Потом спросила:

– Он что, преступник? Пожимаю плечами.

– Это может определить только суд.

– Ладно, не хочешь отвечать, не отвечай. По-твоему, он как-то связан с теми, из особнячка?

– Как-то – да.

– Так он…

– Нет, малышка, он – наоборот. Эти ребята – из другой команды, и между ними началась свара. Хорошо спланированная и подготовленная.

– Поняла. Но вот еще что… Дрон, каким боком ты во все это влез?

– Таким же, каким и ты.

– Тебя похитили? – недоверчиво усмехнулась девушка.

– Меня подставили. Круто, жестко и профессионально.

– Слушай… Значит, и наша встреча с тобой…

– Значит, так.

Губы девушки задрожали, я испугался, что она снова заплачет. А коньяк-то весь… Но она просто сказала:

– Мне страшно. – Сделала усилие, подняла глаза:

– Дрон, ты хоть знаешь, как нам выбраться?

– Знаю.

– Как?

– Молча.

Глава 18

– Ясно, – вздохнула девушка. – А все-таки сидеть вот так и ждать – очень неприятно. Муторно.

– Поспи.

– Посплю. До следующей сказки.

Девушка закрыла глаза. А мне придется еще разобраться. Схему я выстроил вроде бы правильную, все в нее укладывается. С одной стороны группа Ральфа-Ларсена. С другой – противостоящая ей команда «Тесак – малое творческое предприятие» со своим «объемом работ» и незаурядно высокими доходами. Может, и не такими крутыми, как у группы Ральфа, контролировавшей город целиком, но все же достаточными, чтобы ими не делиться и начать свою игру. Хотя бы за власть в теневой экономике Приморска.

Итак, тот, кто начинает, имеет преимущество. Начали, судя по всему, люди Тесака. Убийством громилы на пляже, Ральфа, моей подставой. Начали еще раньше – похищением Леночки. Сюда хорошо вписывается и «теневик», работающий на Тесака в группе Ральфа-Ларсена. Но…

Во все это совершенно пока не вписывается ряд эпизодов.

Первый: двойная подстава со мной и Леночкой – уж больно сложная, требующая серьезной организации и координации операция, причем меня используют как «раздражитель» для обеих сторон. Не по Сеньке шапка. Спланировать такую операцию местечковому бандформированию не по силам, а главное, ни к чему. Даже если там все сплошь психиатры.