«А вы, батенька, агестованы! – сообщает доверительно голос. – Нспгавы вы, истогичсски!»
«НОВОЕ ПОКОЛЕНИЕ ВЫБИРАЕТ „НОВЫЙ АЛЬЯНС“!» – грохочут динамики.
МЫ ПРЕВРАТИМ ВАШИ НЕТРУДОВЫЕ В ВАШИ КРОВНЫЕ!
«В ВАШИ КРОВНЫЕ! В КРОВНЫЕ!» – улюлюкает на разные лады клоун, движением фокусника наклоняется к саквояжу и извлекает крупнокалиберный пулемет, неизвестно как там помещавшийся.
«В кровные», – произносит он уже спокойно, передергивает затвор. Лицо его стало бледным и неподвижным, вместо глаз – латунные пуговицы.
«…Арены круг, и маска без лица…» – зал наполняет мелодия старого шлягера. «Я шут, я арлекин, я просто смех…»
Клоун на помосте пританцовывает в своих нелепых башмаках и шутовски прицеливается в публику. Зрители стонут от восторга…
Пулемет заработал дробно и деловито, поливая ряд за рядом. В фигуре, держащей пулемет, не осталось ничего клоунского: она словно стала выше ростом, на ней пятнистый комбинезон с закатанными рукавами, высокие шнурованные ботинки.
Мускулистые загорелые руки уверенно сжимают оружие, мышцы ритмично сокращаются в такт выстрелам; фигура плавно перемещает ствол. Еще ряд… Еще… Девушки с помоста исчезли, словно и не было.
Пулеметная лента тянется из саквояжа. Она бесконечна. Стреляные гильзы, дымясь, падают на брезент, на миг вспыхивая в потоках света чистым червонным золотом… Гильз становится больше, они уже устилают все пространство, превращая его в Золотую долину… Эльдорадо…
Золотая долина исчезла. Исчез ринг, исчезли трибуны, исчез белый слепящий свет.
По дорожке, усыпанной отборным морским песком, удаляясь, идет девушка. На ней легкое малиново-сиреневое платье, ветер играет волосами. Она босиком, я слышу шуршание песка, когда она касается дорожки ступнями.
Ее фигурка кажется почти невесомой… И цвет волос переменчив – то светло-русые, то золотистые, то каштановые… Кто она? Лена?.. Юля?.. Лека?..
Элли…
Девушка оборачивается.
«Запомни номер». – И называет семь цифр.
«Где тебя искать?» – шепчу я, но она слышит.
«В Изумрудном городе, где же еще!»
«Где твой Изумрудный город?»
Но девушка больше не говорит ни слова. Она уходит не оборачиваясь. Знойное марево над дорожкой становится густым и непрозрачным.
А прямо над ухом – издевательский голос паяца:
«Изумрудный город, мил человек, это там, где много „зелени“. Любишь „зелененькие“?»
«Кто ты?»
«Я – Гудвин, Великий и Ужасный!» – Голос захохотал тенорным подражанием Мефистофелю.
«У-ж-а-а-а-с-н-ый!» – вопит голос. Я выбрасываю руку в пространство, в никуда, чтобы на ощупь схватить его обладателя. Рука натыкается на что-то твердое, и боль пронзает плечо…
– Дрон, ты что? – Лена смотрит на меня испуганно. – Ты так меня схватил!
– Извини… Сон.
– Ой, у тебя вся рука в крови!
Точно. Пластырь, которым я наскоро заклеил порез, отодрался вместе со сгустком крови. Надо все-таки зашить.
– Юноша я во сне беспокойный, да и сны…
– Кто это тебя так?
– Упал с карниза.
– С карниза?
– Ну да. В седьмом классе, когда за девочками в душе подглядывал.
– Да ты маньяк!
– Ага. Это у меня пожизненная травма.
– Дрон, а ведь это порез.
– Кто бы врал.
– Ты дрался с кем-то?
– Это было моим постоянным занятием в пионерском возрасте.
За разговором я приладил лоскут кожи на положенное ему место, помазал бальзамом и залил специальным клеем из аптечки.
– Ладно, я забыла, что тебя без толку спрашивать.
– Смотря о чем.
– Что тебе снилось?
– Любимая девушка.
– Кто она?
– Если бы я знал.
– Послушай, а что…
Договорить она не успевает, – плотно прикрываю ей рот ладонью и толкаю навзничь. Подношу палец к губам.
Ствол револьвера уже направлен на дверцу.
Теперь и девушка услышала: по лесенке кто-то поднимается, осторожно нащупывая ступеньку за ступенькой.
Глава 19
Вихрастая голова Тимофеичева отпрыска застыла в светлом проеме двери, как учебная мишень. По крайней мере, таковой она должна восприниматься с того места, где возлежит Леночка, прикинувшись ветошью под моей курткой. Оружия я ей не доверил, дабы не пальнула со страху.
Пока Серега одолевал последние три ступеньки, я успел переместиться к двери и смотрю теперь на него чуть сбоку. Выяснить мне нужно только одно: визит на чердак – его личная инициатива или…
Глаза его привыкли к темноте, он заметил мою куртку и что-то под ней.
Поднялся еще на ступеньку, повернул голову в мою сторону…
– Тссс… – шепчу я, приставив к губам ствол револьвера. – Залезай, только спокойно и неторопливо. Дверь прикрой.
Серега смотрит на меня, как на тень отца Гамлета.
– Дро-о-н!
– А ты ожидал увидеть красивую блондинку? Не расстраивайся, блондинка тоже в наличии.
Ленка выпросталась из-под куртки и села. В волосах остались сухие травинки, глаза удивленные, губы чуть приоткрыты… Ее вполне можно принять за лесную нимфу. Тем более что из одежды на ней – только узенькие белые трусики. Не удивительно, что подросток напрочь забыл и о моей невзрачной персоне, и о том, зачем он сюда поднялся…
– Ой! – Девушка мигом покраснела и залезла под куртку.
– Извините. – Сережа опустил глаза.
– Отвернитесь! Оба!
Пока Ленка одевается, мы с Серегой сидим, изучая выбоины в стене.
– Ну как, собрался с мыслями? – спрашиваю.
– Было бы что собирать!
– Логично.
– Дрон, ты не представляешь, тут вчера был такой шухер, потом шмон капитальный!
– Да ну! И что искали?
– Как это что? – Юноша смотрит на меня непонимающе. Потом усмехается:
– Так ты шутишь… Замечает автомат-малютку:
– Ух ты! Настоящий!
Как писал какой-то педагог-прозорливец о подростках:
«Плечи теленка, душа – ребенка». А ведь в потемках Сереге можно дать лет эдак девятнадцать. Пока молчит.
– Дрон, так ты знаешь, что тебя ищут?..
– Догадываюсь.
– А сам здесь сидишь. Здорово!
– Ты лучше скажи, зачем залез сюда: по делу или нас повидать?
– Да я хотел тут инструменты взять свои, а стал подниматься, голоса услышал…
– Который теперь час?
– Двенадцать. Без двух.
– В городе не был?
– Мать с утра ходила на рынок.
– И что говорят?
– Да все об убийстве Ральфа.
– Можете повернуться, – объявила Леночка. Красивыми женщинами я не перестану восхищаться никогда! За какие-то пять минут девушка из лесной русалки превратилась в фотомодель – глаза подведены, губы подкрашены, волосы… Эх, не понять мне «голубых»! Ведь даже одна красавица умеет непостижимо измениться в пять минут и стать еще желаннее! Даже одна… А их, красивых, столько, что голова может уплыть!.. Прибавим милых, скромных и обаятельных… Нет, никогда не понимал «голубых». Впрочем, они меня тоже.
– Сергей, это Леночка, Лена, это Сергей, – скороговоркой выстреливаю я и стараюсь направить ход наших мыслей в деловое русло:
– Так что говорят?
– Да обсуждают, за что все-таки Ральфа порешили. Но как-то невнятно, шепотком. – Серега мельком глянул на девушку, спросил еле слышно:
– Дрон, это ты его шлепнул?
– Нет. – Похоже, парнишка разочарован. Чтобы как-то компенсировать моральный ущерб, добавляю:
– Но мы с Леночкой сейчас в ситуации – круче не бывает.
– Ну! – Восхищение девушкой перерастает в восторг. – Так она с тобой в этом деле?
– По уши, если не глубже.
– А что произошло-то?
– Долго объяснять.
– Понятно. Ну потом-то расскажешь?
– Расскажу.
– Честно?
– Обещаю. Все, что тебе можно будет знать. Парень кивает понимающе, с заговорщицкой миной:
– Понятно. Тоже хлеб.
– Сережа, у меня к тебе просьба, или поручение. Выполнишь?
Парень сияет. Но, взглянув на девушку, сурово сдвигает брови:
– Слушаю.
– Во-первых, принеси мне газеты. Вернее, всю почту, которая пришла сегодня к вам.