Открываю глаза. Пора представляться.

Мужчина поднимает взгляд от бумаг, и пару секунд мы смотрим друг на друга.

И снова что-то кажется мне знакомым: «добрый ленинский прищур», что ли?

– Вам удобно? – Голос тих, спокоен и благожелателен.

– Вполне.

Душой я покривил. Кресло удобное, вот только встать и пройтись я не могу.

Ноги у щиколоток и коленей приклеены липкой широкой лентой к креслу, слоя эдак в два. Информация к невеселым размышлениям…

– Хотите перекусить?

Ага, кусок медной проволоки. Потолще. Дабы дать выход отрицательным эмоциям. Сродни ярости. Но проволоки нет, так что, по системе йогов, загоним эту бяку внутрь и прибережем. Авось пригодится. Энергия, она и на Байконуре энергия.

Вдох-выдох. И – очень спокойно:

– Благодарю, нет.

– Кофе? Коньяк? Вино?

Милая игра. «Вам чай или кофе?»

«И компот тоже!»

– Пожалуй.

Мужчина сидит в таком же кресле напротив. Рядом небольшой, инкрустированный цветным камнем ломберный столик. На него мужчина опускает папку, берет маленький серебряный колокольчик. Звон мелодичный и очень чистый.

Входит девушка, подталкивая перед собой столик на колесиках. Вкусный запах свежесваренного кофе заполняет комнату. Но мне уже не до кофе. Я глаз не свожу с девушки.

Высокая, в длинном вечернем платье – фиолетовое с сиреневым, с глубоким вырезом на спине, – каштановые волосы, очень темные, почти черные глаза…

Ночная русалка… Сейчас взгляд ее спокоен и почти равнодушен…

Мужчина внимательно наблюдает за мной.

А я вспоминаю, что мы так и не познакомились.

– Меня зовут Олег. Но все называют меня Дрон.

Девушка молча сервирует стол.

– А меня можете называть как угодно, – усмехается мужчина. – Смирнов, Кузнецов, Кравченко – иметь такую фамилию все равно, что не иметь никакой. Ну а имя – Вадим.

Девушка пододвигает ближе ко мне блюдо с шоколадом – крупный, весовой, с орехами! Пузатую бутылочку красного «порто»… Похоже, мои пристрастия ни для кого здесь не тайна. Коньяки, ликеры, вина на нижней плоскости столика. Девушка наливает кофе. Пробую. Приготовлен исключительно – с едва ощутимым привкусом жженого сахара и очень крепкий. Кружка высокая, толстостенная, белая. На ней надпись: «Мэджик маунтинз» – «Волшебные горы». И – маг в высоком фиолетовом колпаке, расписанном звездами. Его руки подняты в чародейском экстазе, с пальцев истекают молнии… Симпатичная чашечка. Великолепные напитки. – За знакомство? – Мужчина тонкими, длинными, чуть узловатыми пальцами аккуратно берет наполненный бокал. Девушка удаляется, плавно двигая бедрами. Провожаю ее взглядом.

«Изумрудный город, мил человек, там, где много „зелени“…»

– Вы решили, как вам удобнее меня называть?

– Решил. – Киваю на изображение на чашке. – Мерлин. А лучше – Гудвин!

Бокал в его руке чуть дрогнул. Едва-едва. Мужчина улыбнулся:

– У вас богатое воображение…

– У вас богатые подвалы. – Я кивнул на алкогольное изобилие.

– За знакомство. – Мужчина пригубил бокал. Я осушил свой до дна. До начала новой жизни есть время, этим грешно не воспользоваться. При таком изобилии – еще и глупо. Судя по прелюдии, меня ждет задушевный разговор. А кто ж такие ведет на трезвую-то голову? Потому сразу наливаю еще. Портвейн, из пузатой бутылки.

Мужчина молчит. Он ждет. Когда я начну задавать вопросы. Вот уж нет. Я – боец контратак. Да и воспитание брежневских времен: мы первыми не нападаем.

Только даем отпор агрессору. Со всей суровостью. «Мы мирные люди, но наш бронепоезд стоит на запасном пути!»

«Мы рождены, чтобы сказку сделать былью, преодолеть пространство и простор…» Изумрудный город… Волшебная страна… Гудвин, Великий и Ужасный…

Всем сестрам по серьгам: Страшиле – мозги, Льву – храбрость. Железному Дровосеку – сердце…

«А вместо сердца – пламенный мотор…»

Пламенный… Пламя… Горящие машины спецназа на пляже… Урфин Джюс и его деревянные солдаты… Горят, но боли не чувствуют…

Отличное винцо. Нальем третью. Вот так, молча, без тостов. Будем считать, что мы на Севере. Там так принято.

Смирнов-Иванов тоже наливает. Молча. А что еще ему остается? Клиент-то наклюкивается прямо на глазах…

Нальем четвертую… Во студенчестве меня всегда назначали виночерпием.

Друзьям наливал, себя не обижал… Не в том суть… При хорошем настрое можно выпить до полуведра, особливо в культурном обществе…

Еще по одной? Чудненько… «А ты сачкуешь, мил человек», – сказал бы дедок-одуванчик. Только от пули, как от судьбы…

Как там у классика из туманного Альбиона? «Весь мир театр, и люди в нем актеры». Его земляк Моэм добавил в «Театре»: «Взял паузу – держи. Чего бы это ни стоило». Писателем Моэм стал по совместительству. Так сказать, вечерами. Основной профессией была разведка.

Старик знал толк в паузах. По пятой.

– Может быть, еще кофе? Галантный хозяин.

– Благодарю. Портвешек – чудо. Ножная работа.

– Что?

– Бывают, знаете ли, часы. Ручная сборка. Оч-ч-чень ценятся. А португальцы виноград для «порто» мнут ногами. Исключительно девичьими. Ноги длинные, стройные, с изящными щиколотками. Потому не напиток – бальзам. На сердечные раны. Наливаю еще порцию.

Пью.

– Дрон, прекратите. Для умного человека достаточно сложно притворяться глупее, чем он есть.

– Вы полагаете? «Дураком быть выгодно, да очень не хочется, умным очень хочется, да кончится битьем…» – пропел я с чувством. – Вы любите Окуджаву?

Судя по возрасту, должны бы… Споем. В этой избушке найдется гитара? Раз уж пошла такая пьянка!.. «И я за жизнь его не дам тогда и самой ломаной гитары…»

Гитары ломать грех. Они похожи на девушек. У них душа живая…

Наливаю. Честно «леплю горбатого». Таким мензурками портвейн можно лакать сутки! «Но разбойники-то этого не знали и слегка задрожали от страха…»

Последнюю, тьфу, крайнюю фразу я произношу вслух. Не то чтобы намеренно, но и не случайно… Надо же завести этого Железного Феликса.

– Разбойники?

– Ну да. Любимая сказка – «Бременские музыканты».

Скворцов-Степанов поморщился.

– Нам нужно поговорить.

Наливаю:

– За дона Педро!

Ну, милый, начинай! Что тебе нужно-то? Сломать? Уболтать? Разъяснить?

– Вы понимаете, Дром, что оказались здесь не случайно?

Что-то уж больно любительское начало. Е-2 – е-4. А этот Кузнецов-Смит на любителя похож, как бенгальский тигр на дохлую кошку.

– Я понимаю, что оказался здесь не случайно. Но и не намеренно. Уж поверьте на слово.

– Ваше положение…

– В положении остаются неопытные институтки. А у нас – ситуация.

Немного агрессии и хамства после семи-восьми бокалов – вполне естественно… А ты, дружок, не привык, чтобы тебе хамили. Итак?

Мужчина бледнеет едва заметно. Зажимает тонкими губами сигарету.

Прикуривает. Мне не предлагает. Уже хорошо.

– Ты вряд ли отдаешь себе отчет…

– Успокойся. Отдаю.

Ну вот и на «ты» перешли, легко и без лишних формальностей типа брудершафта, братаний и заверений в личной преданности.

– Да?

– Ага.

Наливаю. Отхлебываю.

– Я вам нужен. Не знаю, зачем, но нужен. И пока эта необходимость в моей персоне не отпадет, останусь жив.

– Ну что ж… Добавлю только, что у вас лишь один путь – к сотрудничеству с нами. Только в этом случае вас не устранят.

Судя по всему, у Смирнова-Лебедева воспитание победило. Вернулся к «вы».

Вежливость – главное оружие вора, говаривал Доцент Леонов. Располагает.

Сам-то я думаю, меня устранят в любом случае. В смысле – собираются. Тут наши дорожки расходятся, а цели – противоположны. И существуем мы, по Гегелю, в борьбе и единстве. По Ульянову – «возможны компгомиссы». По Пушкину – береги честь смолоду. А я и не стар.

Что ж, будем торговаться.

– Я попросил Марину сервировать стол, чтобы сомнений у вас не осталось: ситуацию мы контролируем с самого начала. И намерены контролировать впредь.